Этим летом в российский прокат выходят сразу три фильма, чей сюжет связан с историей «Семьи» Чарльза Мэнсона: драма «Однажды... в Голливуде», долгожданное возвращение Квентина Тарантино. И это не считая второго сезона Mindhunter в августе, где мы увидим Мэнсона уже за решёткой, а также байопика «Тейт» Майкла Полиша, который ещё в разработке. Объяснить такое внимание киноиндустрии к трагическим событиям 1969-го просто: в этом году исполняется 50 лет с тех пор, как члены секты Мэнсона жестоко расправились как минимум с семью жертвами, среди которых была популярная актриса и жена Романа Полански Шэрон Тейт.
Фильмы о Мэнсоне начали снимать сразу, как только прогремели убийства: первая картина, полудокументальная поделка Фрэнка Ховарда, появилась ещё в 1971-м, когда шёл суд над убийцами. С тех пор количество экранных часов, посвященных лидеру секты и его преступлениям, стремительно росло, а его образ стал частью поп-культурного пантеона. Сейчас, накануне годовщины событий августа 1969-го, история «Семьи» Чарльза Мэнсона снова в центре внимания, но видится уже иначе.
С самого начала всех интересовала фигура Мэнсона, харизматика и манипулятора, подчинившего своей воле не один десяток человек, большинство из которых были женщины. На его последователей обратили внимание не так давно: первая серьёзная попытка понять, что за люди окружали Мэнсона, была предпринята в 2000 году Карлин Фэйт в её книге о Лесли Ван Хутен. Именно на биографии Фэйт во многом основан фильм Мэри Хэррон, постановщицы «Американского психопата». «Так сказал Чарли» начинается с тюремного заключения трёх «девушек Мэнсона» ― ван Хутен, Аткинс и Кренуинкел в 1972-м и рассказывает историю их пребывания в калифорнийской тюрьме. Там с ними знакомится Карлин Фэйт (Мерритт Уивер), тогда ещё аспирантка, занимающаяся обучением заключённых. Вместе они вспоминают историю «Семьи» и пытаются разобраться, почему девушки ничуть не раскаиваются в содеянном.
В «Призраках Шерон Тейт» события августа 1969-го показаны с другой точки зрения. В центре истории ― успешная актриса и жена Романа Полански Шэрон Тейт, которая вместе с тремя друзьями коротает время в голливудском особняке в ожидании мужа. Тот в Лондоне на съёмках фильма, а Тейт ― на девятом месяце беременности, поэтому она изрядно нервничает. Для усиления эффекта режиссёр Фаррандс добавляет мистические элементы: якобы у Тейт за год до убийства было видение, в котором с ней и её друзьями жестоко расправляется незнакомец. Девушка размышляет о судьбе, предчувствует неладное и всюду видит знаки неизбежной катастрофы, но друзья не воспринимают её опасения всерьёз.
Попытка дать слово жертвам Мэнсона ― важный и необходимый шаг, без которого трагедия августа 1969-го не может быть осмыслена. Сейчас, спустя 50 лет, очевидно, что жертвами были не только убитые: жизнь девушек из «Семьи», слепо следовавших за Чарли, тоже была разрушена. Не оправдывать их поступки, но попробовать понять, что стало их причиной ― такую оптику выбирает для своего фильма Мэри Хэррон. Это не первая её работа о женщинах, столкнувшихся с мужским миром: дебютный художественный фильм Хэррон рассказывал историю Валери Соланас, устроившей покушение на Энди Уорхола, а в 2005-м она взялась за байопик Бетти Пейдж, звезды pin-up в консервативной Америке 50-x.
Но чуда не случилось: «Так сказал Чарли» по традиции строится вокруг фигуры Мэнсона, хоть и показывает его колоссом на глиняных ногах. Несмотря на то, что история «Семьи» дана глазами девушек, Хэррон ничего не рассказывает о них самих и о том, что привело их к Чарли. Долгое тюремное заключение и занятия с Фэйт для них ― почти что беззаботные каникулы, когда все экзамены сданы и остаётся только ждать выпускного. Очевидно, Хэррон интересует психология масс, готовых сложить с себя всякую ответственность и доверить свою жизнь другим. Девушки из секты Мэнсона для неё ― просто пример, хоть и старательно обрисованный; мы не видим живых людей не потому, что их нет, а потому, что их не захотели найти.
«Призраки Шэрон Тейт» уходят от проблем ещё дальше, прямо в дебри сверхъестественного: для Фаррандса реальная история оказывается только поводом рассказать жанровую страшилку. Начинавший как документалист, Фаррандс питает слабость к воссозданию событий, но делает это специфически: после двух огромных документалок про классические хоррор-франшизы (четыре и шесть с половиной часов!) он снял «Убийства в Амитивилле», полумифическую историю о реальном преступлении в американском городке. Здесь он делает то же самое: добавляет мистики в без того загадочные события, чтобы на выходе получить третьесортный хоррор в духе слэшеров 80-х. Эксплуатируя историю Тейт, Фаррандс отказывается увидеть трагедию в действительном и, как и Хэррон, уходит в абстракцию, предлагая нам дешёвую историю о предчувствии, призраках и судьбе.
В этом нежелании дать слово жертвам, увидеть за преувеличенными образами человеческие истории по-прежнему сквозит очарованность фигурой Мэнсона. Для массовой культуры Чарли ― загадка, тёмный и соблазнительный символ, вобравший в себя слишком много, чтобы быть истолкованным однозначно. Мэнсон воплотил дух эпохи, когда общество переживало слом. Его образ ― кривое зеркало маскулинной культуры в её крайнем изводе: все идеи и институты мужского мира доведены в нём до безумного предела. Религиозность здесь понята как авторитаризм и покорность, контркультура с её раскрепощением и братством сводится к сексуальной и моральной эксплуатации, расовый вопрос оборачивается новым рабством, а социальная справедливость понимается как убийство неугодных.
От этой круговерти дискурсов кружило голову, и члены «Семьи» с радостью забывали обо всём, в том числе о себе. Со временем Мэнсон стал гуру, а мы все невольно последовали за «Семьёй», отказываясь видеть в трагедии августа 69-го реальные истории живых людей. Как робкая и тихая девушка стала одной из главных актрис своего поколения? Что привело гёрлскаут, девушку из церковного хора и королеву выпускного бала в секту? Как они жили до встречи с Чарльзом и почему ушли от родных? Что эти люди чувствуют сейчас, находясь за решёткой несколько десятков лет? Фильмов о таинственных маньяках уже достаточно; пора вернуть слово тем, у кого больше ничего не осталось.
