«Солнцестояние»: Рецензия Киноафиши

В киноведении уже, кажется, настала пора вводить новую поджанровую категорию – луизианский хоррор. Вслед за «Лешим» (Man-Thing) Бретта Леонарда, «Ключом от всех дверей» (The Skeleton Key) Иэйна Софтли и «Жатвой» (The Reaping) Стивена Хопкинса «Солнцестояние» погружается в полувудуистскую-полусатанинскую черную жижу луизианских болот, где в вяжущих топях, по меткому выражению Уолтера Хилла, «южного комфорта» гибнут заблудшие фигурки городской цивилизации, носители культуры буржуазно-демократического Севера, распространившего свой мир на все штаты страны, но платящего сломанными скелетами и душами за любую попытку вторгнуться в мертвую трясину стертого с лица истории барочно-викторианского Юга. В основе «Солнцестояния», как и множества других триллеров и хорроров на схожую тему, лежит визит горожан в пучину сельского бездорожья, безвременья и беспамятства, фактически – в иной мир, представляющий собою уже не чистенькую, стерилизованную и закомплексованную «одноэтажную Америку» протестантской и постпротестантской провинции, оставшейся на полпути из мегаполиса, а мутную демоническую реальность, клокочущую и пузырящуюся кошмаром за гранью разума и человечности. Здесь, в обществе чернеющих за спиной призраков, одичавших лесовиков и кишащих червями луизианских арбузов, персонажам «Солнцестояния» предстоит узнать горькую правду о своих ближних, увидеть распространенный в североамериканском кинематографе механизм мести невинно погибшего существа и проторить путь к укрытому от посторонних глаз мертвому телу, харкая болотной жижей и творя вудуистские заклинания, перемежаемые несмешными шутками обычных городских недоумков. Авторы фильма используют ту же идею, что и создатели «Ключа от всех дверей» (магия вуду действенна, когда в нее поверишь; этот тезис проговаривается буквально, что наводит на мысль о сознательном цитировании), однако «этический» вектор магического действия здесь ровно противоположен: если в картине Софтли волшба служила средством осуществления тотального демонического плана по обретению бессмертия, то в «Солнцестоянии» потусторонние фокусы ведут к восстановлению справедливости и наказанию зла (крайне популярная тема, использованная множеством кинопостановщиков – от Питера Медака до Роберта Земекиса).

Впрочем, для режиссера Дэниела Мирика, одного из авторов «Ведьмы из Блэр», тема гибели горожанина в колдовской бездне непроходимой сельской глуши имеет особое значение. В «Солнцестоянии» воспроизведена не только магистральная интенция «Ведьмы из Блэр»: даже пугающие переплетения оголенных черных ветвей на фоне небосвода в точности повторяют аналогичный «древесный рисунок» из знаменитой курсовой о пленэрном царстве мертвых. Правда, теперь вместо жесткого и бескомпромиссного реалити-хоррора Мирик представил на зрительский суд банальнейшую молодежную страшилку, где герои полфильма обсуждают использование упаковок от чипсов вместо туалетной бумаги, влияние глутамата натрия, содержащегося в соусе барбекю, на жжение в заднем проходе и механизм покупки гигиенических тампонов в сельских магазинах. Вследствие этого диалоги в картине пугают гораздо больше, чем те бессмысленные и чисто рефлекторные ужасы, коими режиссер потчует зрителя и персонажей сверх всякой меры (даже столь благодатный прием, как сон внутри сна, лишен какого бы то ни было торжественно-устрашающего очарования: здесь постановщик не дотягивает не только что до концептуальной позднемодернистской галлюцинографии Алена Роб-Грийе в «Градиве», но и до обреченно-саркастического замкнутого круга сновидений в одной из новелл Джонатана Бетюэла из телесериала 1988–1989 годов «Кошмары Фредди», созданного по мотивам «Кошмара на улице Вязов»). Так что, похоже, несмотря на название опуса, сам Дэниел Мирик давно прошел момент солнцестояния в своей режиссерской карьере и приблизился к той точке, которую, скорее, можно назвать закатом.

Vlad Dracula